Генерал-лейтенант мрачно кивнул. Перемотал кассету, и вдавил клавишу «PLAY».

— Ваши «партизаны», смотрю, разбушевались, — послышался Ленин перевод, наложенный поверх глуховатого голоса Ярузельского, бесстрастного, чуть ли не равнодушного. — На прошлой неделе подбили три русских танка, поза-позавчера еще два…

— Да-а! — резковатый голос Валенсы сочился довольством. — Заделали мы русским козу, хе-хе… Не, они терпеть не стали, сразу десант отправили в рейд. Ну, так… Мы ж тоже не пальцем деланные! Кстати, спасибо за мины. Иначе… Нет, мы бы все равно их разделали, но слишком большие потери… А нам зачем?

— Мне доложили, что двум русским бронеавтомобилям удалось вырваться…

— А! Это, которые в Тухольских борах? Да-а! Мы тогда на самих загонщиков облаву устроили, ха-ха! А этих, что скрылись… Найдем! Найдем, не пожалуем!

Иванов раздраженно шлепнул по кнопке «STOP», и тут же, словно дождавшись сигнала, постучали в дверь.

— Да-да! — отозвался генлейт, досадливо морщась.

В кабинет шагнул сам Цвигун. В ладном костюме-тройке он выглядел верным ленинцем, а тяжелая поступь и набрякшие веки выдавали застарелое утомление.

— Здравствуйте, Елена, — сказал он очень спокойно, и добавил без тени улыбки: — Вы — настоящая боевая подруга разведчика.

— Рады стараться, вашбродь, — вытолкнула девушка.

Семен Кузьмич наметил улыбку, изогнув уголок губ.

— Всегда хотел спросить, — заговорил он натужно-обычным голосом. — А почему вы представляетесь баронессой? Вот, Александр Карлович фон Ливен… Вам он кто?

Елена задумалась.

— Прадед, кажется… — смущенно выговорила она.

— Так вот, — внушительно сказал Цвигун, — вашему прадеду… а, может, и раньше кому… император пожаловал титул светлейшего князя. Вот и к деду вашему, Александру Александровичу, обращались, как к его сиятельству, и к отцу вашему, Владимиру Александровичу.

— Ох, застыдили вы меня совсем… — пробормотала фон Ливен конфузливо. — Это так Америка повлияла, там только одних королей уважают — автомобильных или нефтяных! Понимаете, все эти аристократические онеры были от меня далеки, да и толку от них раз Империи нету. А вот, что род свой не помню… Вот это плохо.

— Будешь себя так вести, — мрачно пробурчал Иванов, — на тебе он и закончится.

— Значит, продолжить род надо! — дерзко высказалась девушка, и показала генлейту язык.

Теперь пришел черед краснеть Борису Семеновичу.

— Что, уела? — хмыкнул Цвигун. Снова построжев, он кивнул на магнитофон. — Слушал?

Иванов хмуро кивнул.

— Юра… Юрий Владимирович велел дать запись в прямом эфире, — без охоты заговорил он. — И пусть те подонки выступят! Троих мы словили-таки, и вывезли в Гродно. Они много чего наговорили на камеру! И кто отдал приказ стрелять, и сколько за эту гнусность платили… Ох, и намаемся мы с этой их брехней!

Семен Кузьмич скорбно улыбнулся.

— Не о том думаешь, Боря, — сказал он вполголоса. — Ну, провокация… Ну, и что? Мало ли их было! Вот и назовем реальных виновных, предъявим доказательства, выведем на чистую воду.

— А у тебя о чем голова болит? — насупился генлейт.

Председатель КГБ недовольно посмотрел на него.

— Борь, в Польше другое началось… — заговорил он с вкрадчивой мягкостью. — Неужто не заметил?

— Какое другое? — полюбопытствовала Елена.

— Война! — жестко вытолкнул Цвигун. — Опосредованная… Словечко еще такое есть, мудреное… Прокси-война. Но хрен редьки не слаще.

— Не хреново девки пляшут, — в ошеломлении забормотал Иванов, — по четыре сразу в ряд…

Глава 3

Воскресенье, 23 сентября. Позднее утро

Польша, Тухольские боры

Тряска прекратилась, как будто нудная боль прошла. Стих рев дизеля, защелкал остывающий металл, а в открытую бронедверцу надуло запахом хвои.

Кряхтя, с усталым удовольствием распрямляя ноги, Зенков выбрался из «Тигра» — слух прошел, что горьковчане так и назвали свои бронеавтомобили. Но Жеке было не до того.

Двое суток не спавши, не евши! Как в войну, прямо… Так сейчас же не Великая Отечественная!

«А какая?» — ледышкой скользнула мысль.

— «Змей»! — негромко позвал прапорщик.

— Все спокойно, тащ командир, — доложил Кобрин.

Зенков огляделся. Полосатый внедорожник старлея Бергмана, покоцанный осколками, скособочился неподалеку. За ним маячила БМД, еще пуще испятнанная попаданиями — пули лупили гроздьями, всю краску посдирали.

С лущенной брони тяжело спрыгнул Марьин. Пошагал, припадая на левую ногу — штанина закатана, бинт мокнет красным… Не смертельно, но болезненно.

— Товарищ майор… — Женька козырнул по старой памяти и, лишь отдав честь, вспомнил, что потерял голубой берет во вчерашнем бою. Поморщился, и договорил: — Вроде все спокойно. Отсюда и до моря, и до ближайшего городишки расстояние одинаковое… — он смолк, закидывая голову.

За путаницей колючих сосновых лап надрывались турбины боевых самолетов. В прогале мелькнули хищные силуэты Су-24, меченые красными звездами, а не «шахматными досками» польских ВВС.

— Наши! — крикнул «Кузя», и мигом схлопотал от «Квадрата».

— Цыц!

Морщась, майор прислонился к «Тигру», и поманил Бергмана. Тот подбежал грузной трусцой.

— Товарищ командир…

— Не время, старлей, — отмахнулся Марьин, раскладывая карту на теплом капоте. — Глядите! В засаду мы попали вот здесь. Отступали лесом… потом вот по этой дороге… вот досюда. А теперь… — он усмехнулся. — Слушайте последние известия. Радист наш, хоть и салабон, а дело знает туго — связался со штабом в Легнице. Короче. В Варшаве переворот, как в Чили, и случилось это безобразие в ночь на двадцатое. Всю власть захапала тутошняя хунта, главные — Ярузельский и Валенса…

— Валенса⁈ — выпучил глаза Бергман, он же «Борман», и стушевался. — Простите, товарищ командир! Ладно, там, «Железный Войцех», но Валенса… Профсоюзный бонза!

— И тем не менее, — нахмурился майор. — Их уже поддержали Штаты, а «мировая общественность» потребовала немедленно вывести наши войска…

— А мы? — напрягся Зенков.

— А мы их послали! — ухмыльнулся Марьин, и сосредоточился. — Короче. Приказано двигаться в направлении на северо-восток, в Подляшское и Верминско-Мазурское воеводства… — он встрепенулся, расслышав далекие глухие разрывы.

— Наши работают! — зашептал Кузьмин, боязливо косясь на «Квадрата». — Штурмовка…

— Туда! — приказал майор, махнув в сторону бомбежки. — По машинам!

Перевалив две невысокие гряды, густо поросшие соснами, «Тигры» и БМД выехали к небольшому военному городку. От комендатуры, штаба и казарм мало что осталось — бомбы с ракетами основательно перепахали военчасть. С десяток бойцов в польской форме очумело бродили у развалин склада, но, завидев десантников, разбежались.

— Прапор! — крикнул командир, не слезая с брони. — Двигай к гаражам! Там, по-моему, еще что-то уцелело. Пригодится в хозяйстве… И солярку, солярку ищи! Баки сухие!

— Есть! «Кузя»…

— Ага!

— Деревня! «Агаганьки»… — фыркнул «Квадрат», но воспитывать не стал.

Бетонные гаражи вскрылись наполовину, кирпичи перемешались со щепой, с искореженным металлом — пахло кислой вонью взрывчатки и цементной сушью.

Пара боксов уцелела. В одном стоял бортовой «ЗиЛ», а в другом — БРДМ.

— Берем! — решил Зенков. — «Кузя», займись…

— Только на ней движок бензиновый, — предупредил Кузьмин.

— Да и хрен с ним…

— Нашел! — раздался трубный глас «Квадрата». — Ого! Восемь… не, десять бочек! Полных!

— Бензина?

— Соляры!

— Живем!

Взревел движок БРДМ, и машина выкатилась на свет. Тут же, рокоча гусянками, подвалила БМД. Майор бочком, отпуская матерки, пристроился на орудийной башенке.

— Заправляемся по полной! Прапор, старлей! Принимайте боеприпасы — нарыли на складах. Как только не сдетонировало…

— А это чего? — сунулся «Квадрат».