Подхватив увесистую тару, я метнулся обратно в лабораторию.

— Что, что там? — забегал Володька в манере большой приставучей мухи.

Отмахиваясь от назойливого жужжания, я вскрыл посылку. Внутри лежали книги, журналы, газеты, а сверху — пухлый конверт с письмом, открытый, не заклеенный.

Я торопливо выцепил тетрадочные листки, исписанные четким почерком Ленки Браиловой. Киврин азартно сопел у меня за плечом, но не отгонишь же…

'Здравствуй, Мишенька!

Мишка бурчит, что обращение слишком интимное, ну, и пусть себе бурчит. Прости, что долго молчали — были причины. Сразу скажу — у нас всё в порядке. Иначе мы бы просто не смогли ничего переправить тебе! Но по порядку (Мишка сидит рядом, и ревниво следит за тем, что я пишу).

В самый момент перехода мы оказались в похожей лаборатории, а институт покинули без проблем — вахтер дул чай с вареньем, и даже не глянул на нас. Выходящие же.

И Первомайск выглядел точно таким же. Я еще подумала тогда, что ни в какое бета-пространство мы не угодили, а просто сдвинулись во времени. На день позже, скажем.

И лишь потом я начала замечать детали. Например, над Домом Советов реял красный флаг с синей полосой сбоку — флаг РСФСР. Дальше тоже была площадь Ленина, как у нас, только улица, что вела к вокзалу, называлась не Шевченко, а Большой, как до революции. А Мишка — балбес, он на такие «мелочи» внимания не обращал. Надулся, но молчит. Правильно, меня нельзя нервировать — завтра в роддом, срок подходит.

В тот же день мы выехали в Москву. Я всё высматривала различия за окном купе, но лишь одно углядела — нигде не висело ничего на украинском, даже на харьковском вокзале не значилось: «ХАРЬК I В». Но я точно не знаю, как было у нас. Вот, Мишка опять бурчит. Что, говорит, значит — «у нас»? А я ему объясняю: «У нас — это значит „в альфа-пространстве“, в моей родимой альфочке!»

Опять надулся. Ну, и ладно.

Утром мы приехали в Москву, и закрутило нас, завертело… Мишка сразу в КГБ, к здешнему Иванову. «Здрасте, говорит, простите, что скрывался, боялся, что агенты империализма кокнут. Вон, даже внешность сменил!» Но ведь сетчатка глаза и отпечатки пальцев у него те же остались! И тамошний Борис Семенович поверил.

А вот мне просто повезло. Мой дубль, Лена Браилова из «беты», той самой зимой уволилась — Мишка-то исчез! И его записали в пропавшие без вести. По слухам, моя копия устроилась на работу где-то в Венгрии, вышла замуж, и оба перевелись на Кубу, на завод «Карибсталь». Ну, и слава богу.

А мой Миша встретился с бывшей. С Инной. Он мне, конечно, всего не рассказывает, но, вроде бы, обошлось без скандалов и даже без примирительного секса (когда я при этом ехидно улыбаюсь, он сразу начинает сердиться. Вот, как сейчас). В общем, развелись они. Инна только рада была — вся в искусстве! А Юля осталась с отцом. Она такая лапочка! Мишка до того боялся, что она его не узнает, а Юлька сразу как запищит: «Папоцька присол! Папоцька!» Обнимает его, целует… Я даже заревновала.

О, Мишка не сдержался, сказал: «Дура бестолковая!» А я даже дуться не буду.

В общем, всё у нас стало хорошо, всё выправилось и устаканилось. В начале сентября нам дали квартиру в научном городке Орехов-40, и вот, сподобились, наконец-то, подали весточку о себе. По многочисленным просьбам трудящихся, уступаю место Мишке.

Привет, брат-близнец. Дополню Ленку. Коллектив подобрался в точности, как в «альфе» — и Лиза тут, и Бублик, а вот Ипполита Григорьевича почему-то нет. Я осторожно навел справки, и знаешь, что оказалось? Что Вихурева расстреляли еще в шестьдесят девятом — за шпионаж! Имей в виду. И еще.

Ленусик пишет тут, что я ни на что не обращал внимания. Это не совсем так. Просто я жил своей жизнью, и мне не с чем было ее сравнивать. А вот, как познакомился с дублем… В общем, смотри, какая картина вырисовывается.

Я реально не помню Марину. Понимаешь? И в Бугаёвку ездил исключительно за шмотками. Второй момент. Одноклассницы. Я был увлечен Инной, и в жизни остальных девчонок из нашего класса не принимал никакого участия. Да, я вылечил Свету, но она потом поступила в какой-то ленинградский мединститут. И Маша с ней уехала, учится в Репинке. Еще одно совпадение — Котов завещал свою квартиру на Малой Бронной мне, но я там поселил Тимошу. Скоро она оттуда съезжает — Дюхе дают двушку, он все это время работал на «ЗиЛе». Начинал лимитчиком, потом поступил на заочное в МАДИ. А Изя с Алей так и остались в Первомайске, учатся в филиале Одесского универа. Так что ни о каком эгрегоре, как у тебя, я даже не задумывался (хотя и завидую, если честно).

Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса. В общем, не знаю. Помнишь, мы разбирались, как попали сюда из 2018-го? Детали всякие вспоминали, сравнивали свою «прошлую» жизнь… Помнишь? Один в один! Женились, родились, развелись… Но сейчас я даже в этом не уверен. Придерживаюсь, пока что, нашей тогдашней версии — мы из одного времени, но нас разбросало по разным пространствам. А вот так ли это? Знаешь, я уже ничему не удивлюсь!

Отправляем тебе подборку здешних книг, учебников, периодики. Сравнивайте с аналогами. Может, и выясните чего. Да, и спасибо огромное, что сунул на прощанье параметры ретранслятора. Помогло! Ленка рвется…

Мишенька, до свиданья! Понял подтекст? И ждем ответа, как соловей лета! Целую, Лена.

Не целую, обойдешься. Миша'.

Страницу за страницей я вычитывал письмо из другого мира, передавал, не глядя, Киврину, а мозги закипали, как чайник на плите. Идеи роились самые сумасшедшие, но это всё поверх громадного облегчения — живы Браиловы, нежданная родня моя!

— Фантастика… — бормотал за спиной Володька.

— Научная! — поправил я его, и сунул обе руки в посылочный ящик.

«История СССР» для студентов… Сверим часы, ага… «Техника-молодежи», «Наука и жизнь», «За рубежом», «Литературная газета»… «Земля за океаном» Пескова… Посмотрим… Сборник Губарева «К звездам!» с ракетой на обложке… А это что?

— Ого! — воскликнул Киврин. — Да тут фотки!

Пакет из плотной коричневой бумаги был набит снимками, черно-белыми и цветными.

…Счастливый Мишка тискает счастливую дочку, белокурую обаяшку, а счастливая Ленка прячет свой пузень за мужней спиной.

…А вот «старая» фотография. Свадебная. Мишка подхватил на руки Инну в пышном белом платье. Девушка обнимает его за шею, смеется…

Я поневоле стиснул зубы. До чего же хороша… И до чего же жених в черном похож на меня, тогдашнего! С ума сойти… Словно просматриваешь реплику собственной жизни. Да так оно и есть…

Повертев в руках сборник «К звездам!», я деловито заговорил:

— Мне завтра перед Устиновым отчитываться, заодно провентилирую вопрос… э-э… насчет испытаний. Что, если нам на Байконур махнуть? М-м? Степь да степь кругом…

— Самое то! — заценил Володька.

— Тогда собирай фотографии, книги, и понесли.

— К Марине? — уточнил аналитик.

— Ну, да… — проворчал я, тайком сунув в карман фотку с «моей» свадьбы. — А с Ивановым пусть уже сама договаривается, не хватало нам еще и этой мороки…

Среда, 26 сентября. Вечер

Лондон, Найтсбридж

Последнюю пару недель Вакарчук чувствовал себя под прицелом. Очень неприятное ощущение!

И он прекрасно понимал при этом, что дурью не мается — угроза из едва приметной, что изредка блистает зарницею на горизонте, надвинулась вплотную, становясь прямой и явной.

Никто, разумеется, не сообщал прессе о «мятеже олигархов», и почтенная публика знать не знала о тайной битве. Вообще, мало кто мог разглядеть систему в том хаосе, что сотрясал «коллективный Запад». Брокеры, дилеры, трейдеры — все эти служки капитала дурели на своих биржах, судорожно хватаясь за пачки акций. А «ценные бумаги» то падали в цене, уравниваясь с туалетной, то ракетировали к небу. Миллиарды вспухали, появляясь из ниоткуда, и таяли, исчезая в никуда.